Упразднение тела: японский тоталитаризм и культ см - Страница 2

В Японии было введено всеобщее обязательное начальное обучение, служба в армии стала для юношей тоже обязательной. 4 января 1882 года был обнародован манифест императора Мэйдзи, адресованный армии. От военнослужащих император требовал безоговорочной верности себе и стране, скромности и честности. Себя он уподоблял голове, а армию и флот — рукам и ногам. Долг перед родиной тяжел, как гора, но смерть за нее — легче птичьего перышка. В 1890 году появился манифест о воспитании, адресованный школьникам. Помимо призыва к прилежной учебе и почитанию родителей в нем содержался и следующий императив: «в случае необходимости» японец должен был отдать свою жизнь и тело за государство и императора.

Следует признать, что проект по «национализации тела» увенчался большим успехом. Здесь–то и пригодились рассуждения Ямамото Цунэтомо о смерти. Ямамото имел в виду только самураев, теперь же все японцы рассматривались как наследники самурайского духа. Именно такие люди одержали победу в войнах с Китаем (1894–1895) и Россией (1904–1905).

Самурай оперировал мечом, символом жертвенности нового времени стало понятие никудан — «человек–пуля» (буквально «телесное мясо–пуля»). Роман Сакураи Тадаёси (1879–1965) с таким названием был издан в 1906 году, сразу после окончания Русско–японской войны. В романе повествуется об осаде японской армией Порт — Артура, во время которой нападавшая сторона понесла огромные потери. Японские офицеры и солдаты бросались в бесконечные атаки под ураганным огнем. Этих смертников автор и назвал «людьми–пулями», которые и обеспечили победу Японии. Знаменательно, что в Европе в это время пацифисты и социалисты использовали термин «пушечное мясо», имевший сугубо отрицательное значение.

Роман Сакураи приобрел огромную популярность и был переведен на многие языки. Президент США Рузвельт оценил его чрезвычайно высоко. Но не за художественные достоинства, а потому, что героизм и жертвенность японцев произвели на него и на весь мир неизгладимое впечатление. Сдача в плен при невозможности эффективного сопротивления была совершенно нормальной практикой в европейских армиях того времени, но японский солдат никогда не сдавался, он предпочитал умереть. Во время Русско–японской войны в японский плен попало около 70 тысяч русских, число же пленных японцев составило всего около двух тысяч человек. Понятие «никудан» стало символом отношения японцев к воинской смерти.

В одном из эпизодов романа автор приводит леденящее кровь описание: «Возвращаясь, мы должны были вновь пройти по этой адовой дороге. Сквозь сгустившуюся тьму мы смотрели на трупы и тела раненых, и это зрелище было ужаснее прежнего… Месиво из черных рук, огромных ног, белые зубы, закусившие губы, закатившиеся мертвые зрачки, разорванные напополам тела, раздробленные кости, куски мяса, струящаяся кровь, сломанные сабли…»

Кому–то может показаться, что Сакураи хочет показать ужасы войны и отстаивает идеи пацифизма, но это не так. В последних строках романа говорилось: «Битва закончена. Буря стихла. Этот мир куплен ценой благородной крови героев. Гора Люйшунь когда–нибудь сравняется с землей, река Ляодун когда–нибудь пересохнет. Но тела, пожертвованные великому императору во время великой битвы, но жизни, отданные родине, но верноподданническая доблесть офицеров и солдат будут вечно сиять в светлой истории будущего».

Итак, автор (сам потерявший на фронте руку) призывал японцев принести в жертву свое тело, добровольно расстаться с ним, что должно было, по его мысли, обеспечить душе достойное посмертное существование. Разумеется, при условии, что жертва будет принесена «правильному» богу, «правильной» родине. Тело подлежит фрагментированию, расчленению и уничтожению, потому что не имеет «настоящей» ценности. Жертвенность, готовность к телесным страданиям и расставанию с телом стали осмысляться как родовые и уникальные черты японского народа.

Еще одним символом жертвенности воина стала сакура. Бренную человеческую жизнь издавна сравнивали с мимолетным цветением сакуры. В пору, когда Япония вступила в эпоху современных войн, тело воина тоже стали уподоблять сакуре, чем подчеркивалась готовность отдать свою жизнь (тело) за родину и императора. Газеты времен Русско–японской войны помещали на первых страницах своих экстренных выпусков рисованные портреты героев в обрамлении из цветов сакуры. На вышитых золотой нитью погонах адмиралов красовались три цветка сакуры (в сухопутных войсках знаком различия служили пятиконечные звезды). В отличие от Запада, где эмблемой воинства были хищные звери — лев, пантера, орел, медведь и т. п., — тело японского солдата ассоциировалось с достойной и героической смертью, которая воспринималась как победа: прежде всего победа собственного духа над собственным телом. Однако распоряжаться телом по своему разумению японец не мог и «право на смерть» обретал только по приказу.

Уже после окончания Русско–японской войны ее герой генерал Ноги Марэсукэ просил у императора Мэйдзи разрешения на самоубийство: он полагал, что войска под его командованием понесли слишком большие потери при осаде Порт — Артура. Император отказал генералу, и тот его послушался. Однако Мэйдзи все–таки разрешил ему покончить с собой — после того как скончается сам. Ноги так и поступил. В тот самый вечер, когда волы вывезли тело императора из дворца, он и его жена совершили дзюнси. Ноги придвинул к окну, смотрящему в сторону дворца, столик, покрыл его белым покрывалом, поставил на него фотографию Мэйдзи. Потом распорол себе живот своим армейским мечом и упал на его острие так, чтобы пронзить себе горло. Жена ударила себя кинжалом в сердце. Утром этого дня супруги позвали ничего не подозревавшего фотографа, который запечатлел их. На этом снимке Ноги в полном генеральском облачении сидит за круглым столиком и читает свежую газету…